Всё будет так, как мы напишем...
- Гаррет, - голос Криса разносится по площадке.
Он едва может повернуть затекшую шею. Съемки на морозе бодрости не прибавляют.
- Тебе sms! Хочешь угадаю от кого?
Гаррет не хочет, он прекрасно знает, кто каждый день желает ему доброго утра. Крис бросает ему трубку, и, сопровождаемая характерным писком, она проносится над площадкой, над головой прикорнувшего оператора и нервного режиссера.
- Мне стоит подарить тебе свадебное платье? – орет Крис, не скрывая наслаждения происходящим.
- Я натурал! – орет Гаррет в ответ и слышит далекий смех: - Как скажешь!
Он отворачивается, сжимая мобильник в кулаке.
Берроумен умудрился превратить его жизнь в кошмар за короткую неделю. Но хуже всего, что каждую свободную минуту Гаррету вспоминалась его шальная улыбка и дерзкие поцелуи, которыми Джон щедро одаривал его при первой удачной возможности.
К ним привыкли даже газеты.
Позавчера, когда Берроумен явился в Глазго, взъерошенный и, как обычно, счастливый, и впечатал зазевавшегося Гаррета в теплый бок актерского трейлера (долго ругался потом гример перед постельной сценой), они целовались в трех метрах от ватаги журналюг, окруживших Криса.
Наутро Гаррет обшарил все таблоиды.
Пусто.
И тогда… Если это стало настолько обычным для всей чертовой Англии, почему это все еще так ново и так странно для него?
Каждый раз рядом с Джоном ему приходится гадать: да или нет? сегодня или завтра? при всех или подальше от посторонних глаз?
Сейчас?
Сейчас?
Сейчас?...
На публике он был страстным, словно заявлял свои права, клеймил этим поцелуем, и Гаррету оставалось только беспомощно улыбаться. Но там, за кулисами, где гасли вспышки камер, где тускнели софиты и уходил городской гул, где Джон теряет клейкое звание капитана, он осторожен, как влюбленный школьник, вот только порочной похоти в его губах гораздо больше.
Он никогда не говорит «люблю», он говорит «иди сюда» и притягивает Гаррета за плечи.
И Гаррет каждый раз уверенный голосом профессионального актера пытается убедить его, что он натурал. А Джон каждый раз отвечает: - "Это ненадолго." И Гаррет прячет вопрос «когда, наконец? » подальше от цепких серых глаз.
Он уже устал объяснять маме, что такое пиар и маркетинг, потому что правда в том что ему нра-ви-ться когда Берроумен кладет свою руку ему на затылок, притягивает ближе под нескончаемым огнем фотовспышек, нра-ви-ться его умелый язык, скользящий по губам, нра-ви-ться гадать закрыл ли он глаза и значит ли это что-нибудь, если да…
Правда в том, что Гаррет не помнит, когда в последний раз засыпал без мыслей о нем. Правда в том, что Джон Берроумен женат.
Но, правда никому не нужна.
Гаррет привычным движением откидывает крышку Моторолы. Стояк Берроумена узнаваем даже на крохотном экране. «Ты только мой, сучка!»
Гаррет прячет улыбку в карман вместе с трубкой, от души радуясь, что Крис не видит его в эту минуту.
Он едва может повернуть затекшую шею. Съемки на морозе бодрости не прибавляют.
- Тебе sms! Хочешь угадаю от кого?
Гаррет не хочет, он прекрасно знает, кто каждый день желает ему доброго утра. Крис бросает ему трубку, и, сопровождаемая характерным писком, она проносится над площадкой, над головой прикорнувшего оператора и нервного режиссера.
- Мне стоит подарить тебе свадебное платье? – орет Крис, не скрывая наслаждения происходящим.
- Я натурал! – орет Гаррет в ответ и слышит далекий смех: - Как скажешь!
Он отворачивается, сжимая мобильник в кулаке.
Берроумен умудрился превратить его жизнь в кошмар за короткую неделю. Но хуже всего, что каждую свободную минуту Гаррету вспоминалась его шальная улыбка и дерзкие поцелуи, которыми Джон щедро одаривал его при первой удачной возможности.
К ним привыкли даже газеты.
Позавчера, когда Берроумен явился в Глазго, взъерошенный и, как обычно, счастливый, и впечатал зазевавшегося Гаррета в теплый бок актерского трейлера (долго ругался потом гример перед постельной сценой), они целовались в трех метрах от ватаги журналюг, окруживших Криса.
Наутро Гаррет обшарил все таблоиды.
Пусто.
И тогда… Если это стало настолько обычным для всей чертовой Англии, почему это все еще так ново и так странно для него?
Каждый раз рядом с Джоном ему приходится гадать: да или нет? сегодня или завтра? при всех или подальше от посторонних глаз?
Сейчас?
Сейчас?
Сейчас?...
На публике он был страстным, словно заявлял свои права, клеймил этим поцелуем, и Гаррету оставалось только беспомощно улыбаться. Но там, за кулисами, где гасли вспышки камер, где тускнели софиты и уходил городской гул, где Джон теряет клейкое звание капитана, он осторожен, как влюбленный школьник, вот только порочной похоти в его губах гораздо больше.
Он никогда не говорит «люблю», он говорит «иди сюда» и притягивает Гаррета за плечи.
И Гаррет каждый раз уверенный голосом профессионального актера пытается убедить его, что он натурал. А Джон каждый раз отвечает: - "Это ненадолго." И Гаррет прячет вопрос «когда, наконец? » подальше от цепких серых глаз.
Он уже устал объяснять маме, что такое пиар и маркетинг, потому что правда в том что ему нра-ви-ться когда Берроумен кладет свою руку ему на затылок, притягивает ближе под нескончаемым огнем фотовспышек, нра-ви-ться его умелый язык, скользящий по губам, нра-ви-ться гадать закрыл ли он глаза и значит ли это что-нибудь, если да…
Правда в том, что Гаррет не помнит, когда в последний раз засыпал без мыслей о нем. Правда в том, что Джон Берроумен женат.
Но, правда никому не нужна.
Гаррет привычным движением откидывает крышку Моторолы. Стояк Берроумена узнаваем даже на крохотном экране. «Ты только мой, сучка!»
Гаррет прячет улыбку в карман вместе с трубкой, от души радуясь, что Крис не видит его в эту минуту.
Потому что сама такая же, да? =))) Я тоже вот понимаю, потому что сама так же мыслю))
Klio Mayfair ша! Сковородку убрала. Просто у меня своя философия: никто не может хотеть Джека, кроме меня)))
М... А еще я думаю, у меня есть новое объяснение, по крайней мере, я хочу в него верить. Это делает Джека немного человечней в моих глазах.
Я написала любовь.