Всё будет так, как мы напишем...
Я не могу это контролировать, once in a while I just can't. Я понимала, или думала, что понимала, я принимала, я соглашалась, ревела, но соглашалась. Когда любишь кого-то так сильно, что дышать становиться больно, можно жертвовать собой и тем, кто ты есть с ней рядом, и всем, чего у вас двоих никогда не будет.
Я понимаю это.
Но когда ты видел всех богов, больших и маленьких, старых и новых, смешных и глупых, когда ты видел всех, но никогда не верил, когда из всех ты выбрал ее и только ей одной ты готов молиться, когда ты веришь только в нее одну во всей многоликой Вселенной, и только эта вера держит тебя в своем уме...
Как можно это отдать?
Даже жертвенный полубог, самый благородный и бескорыстный должен бы вцепиться зубами и когтями, шипеть и плеваться огнем, но не отдать, ни за что на свете, пусть даже взорвется вселенная, пусть рухнут стены всех миров и настанет темнота.
Я не знаю и никогда не пойму как можно поступиться тем, кто для тебя все. То есть совсем все.
I know now that Doctor prays.
I know who to.
Я понимаю это.
Но когда ты видел всех богов, больших и маленьких, старых и новых, смешных и глупых, когда ты видел всех, но никогда не верил, когда из всех ты выбрал ее и только ей одной ты готов молиться, когда ты веришь только в нее одну во всей многоликой Вселенной, и только эта вера держит тебя в своем уме...
Как можно это отдать?
Даже жертвенный полубог, самый благородный и бескорыстный должен бы вцепиться зубами и когтями, шипеть и плеваться огнем, но не отдать, ни за что на свете, пусть даже взорвется вселенная, пусть рухнут стены всех миров и настанет темнота.
Я не знаю и никогда не пойму как можно поступиться тем, кто для тебя все. То есть совсем все.
I know now that Doctor prays.
I know who to.