Всё будет так, как мы напишем...
Когда все наконец свершится, когда я найду его и, хочется верить, мы найдем друг друга …я на него наору!
За то, что мне пришлось искать его, за то, что мне пришлось идти к нему, продираться сквозь неверие и невозможность. За то, что я рвала себе сердце, за сумасшествие, как всеобщий негласный диагноз. За время, за ревность, за слезы – обычные, в общем-то, в любви вещи, необычные только тем, что в этой любви я была одна. За жизнь во сне и сон наяву. За острое чувство будущего и абсолютное отсутствие настоящего. За жизнь в ожидании. За сомнения, за слабость, за безнадежность…
За все, за что я потом захочу извиниться перед мамой, и за все, за что никогда не извинюсь.
Он втянет воздух сквозь сжатые зубы, прикроет свои большие, влажные глаза и внезапно крепко прижмет меня к своей узкой груди, стиснув мои плечи, царапая жесткой щетиной ухо.
Я уткнусь лицом в его свитер и, наконец, разрыдаюсь.
За то, что мне пришлось искать его, за то, что мне пришлось идти к нему, продираться сквозь неверие и невозможность. За то, что я рвала себе сердце, за сумасшествие, как всеобщий негласный диагноз. За время, за ревность, за слезы – обычные, в общем-то, в любви вещи, необычные только тем, что в этой любви я была одна. За жизнь во сне и сон наяву. За острое чувство будущего и абсолютное отсутствие настоящего. За жизнь в ожидании. За сомнения, за слабость, за безнадежность…
За все, за что я потом захочу извиниться перед мамой, и за все, за что никогда не извинюсь.
Он втянет воздух сквозь сжатые зубы, прикроет свои большие, влажные глаза и внезапно крепко прижмет меня к своей узкой груди, стиснув мои плечи, царапая жесткой щетиной ухо.
Я уткнусь лицом в его свитер и, наконец, разрыдаюсь.