Гарри выжил. Его Люциус погиб.
В темных коридорах министерства, на раутах и банкетах, в попечительском совете школы и в Косом переулке жизнь неустанно сталкивала их, будто желая напомнить о чем-то. Мистер Малфой издалека кивал мистеру Поттеру и сворачивал куда-то в сторону, что бы ненароком не коснуться.
Взгляд его, погасший пустой взгляд, теперь прожигал верхнюю пуговицу на рубашке Гарри, или рукав мантии, или волосы на растрепанной макушке. Пальцы белели, сжимая набалдашник трости. Волосы выцвели, белесые, тонкие, как паутина, они падали на его плечи, заключенные в черную дорогую ткань. На лбу залегала глубокая складка. Что-то во всей его походке, речи, манере держать себя неуловимо изменилось. Какая-то странная, детская уязвимость вдруг прорезалась в повороте его головы, изгибе насмешливых губ, низко надвинувшихся на глаза тонких светлых бровях.
Гарри просто прикрывал глаза на секунду, проходя мимо. Так легче. Можно представлять себе, что это прежний Люциус, живой, горячий, острый. Глубоко, шумно вдыхая тот самый тяжелый запах его духов, можно представлять себе, что он совсем не случайно задевает тростью его колено и что не сквозняк, а его дыхание щекочет щеку.

Тело Темного лорда сжигали во вторник. Без всякой шумихи, речей и церемоний. Никаких цветов и гроба в черных лентах. Только печь крематория и несколько свидетелей.
Гарри прибыл ровно в восемь. Все были уже внутри. Он почти физически чувствовал, как за высокими дверями разгорается пламя. Ему совсем не хотелось присутствовать при этом, но Гермиона сказала : « Ты должен увидеть это сам… Мы все должны. Что бы поверить, что он в самом деле больше не вернется». И была как всегда права: Волдеморт снился ему так часто, что он забыл, что можно спать без кошмаров.
У стены, наполовину скрытый темнотой, стоял, закрыв лицо руками, высокий человек с длинными белыми волосами. Гарри заметил его не сразу, только едва не споткнувшись о трость, выпавшую из ослабевших пальцев. Голова немедленно закружилась от неожиданной встречи, запаха кожи и тяжелого парфюма, и от острого, прежнего люцевского взгляда. На дне серых глаз горел пожар, но не страсти, какой Гарри привык видеть в них, и не холодный расчетливый огонь тщеславия, а пламя ненависти, ярости и боли.
- Что он сделал с тобой? – тихо спросил Гарри, осторожно приближаясь.
Люциус не ответил. Взгляд его потух снова.
- Что он сделал с тобой? – Гарри повторил громче, прилагая усилия, что бы не сорваться на крик.
Малфой молчал. И хуже его тягучего, густого молчания не могло быть ничего. Не нужно было самых жестких пыток, Круциатуса и иголок под ногти. Молчание Люциуса заливало Гарри, как вода, закладывало уши, он захлебывался в темноте этой тишины.
- Что он сделал с тобой!? – закричал он стискивая кулаки, закрывая глаза, всем телом сжавшись, будто ожидая удара.
- Умер.
Голос Малфоя звучал сломано и жалко. Как эхо, как расстроенная скрипка.
- Что? – глаза Гарри распахнулись широко и испугано.
- Умер, - холодно произнес Люциус, возвращая себе былое самообладание. – Полагаю этого достаточно.
Он уходил в синий мрак, а Гарри смотрел ему в спину, прямую, царственную, гордую. В голове его проносились яркими красками все мелкие солнечные радости, связанные вот с этим холодным человеком в узком черном сюртуке. Он не мог понять, не мог простить …
- Я выжил! – отчаянно крикнул он в темноту.
- Прости, - его голос на этот раз не сорвался.