Для  Archer
вызов первого круга


Доктор – существо чрезвычайно дружелюбное. Даже слишком, сказали бы некоторые, но, конечно, не Роза Тайлер, и не Джек, и уж тем более не Марта, что уж говорить про Дону и Уилфа.
Беда лишь в том, что, будучи существом инопланетным, Доктор не видит разницы между дружбой и любовью. Вздумай вы спросить его об этом явлении лично, так сказать, в лоб и без прикрас, он бы принялся пространно рассуждать о языковой картине мира, ментальной матрице и коммуникационных барьерах, но заметив ваш совершенно отсутствующий взгляд, махнул бы рукой на межкультурную коммуникацию и на вас необразованных заодно. Меж тем проблема кроется в великом и могучем, том самом, что в былые времена «сжигал звезды, строил империи и низвергал богов», языке, который между данными понятиями ставит единственный и безусловный знак равенства.
Толковый словарь современного галлифрейского языка последнего довоенного года издания дает им следующее общее на двоих толкование: «иррациональное чувство глубокой эмоциональной привязанности», и отсюда вытекают все приятные и не слишком последствия классического образования. Доктор отчаянно путает одно иррациональное чувство с другим. Что не удивительно, когда тебе скоро стукнет тысяча, но удивительно, когда для тебя это в порядке вещей.
На самом деле Доктор не считает, сбился после первой сотни и как-то забыл, он просто прибавляет себе век после новой регенерации, и зачастую оказывается не слишком далек от правды.
Впрочем, если первые девять регенераций, доверяя толковому словарю, не очень-то волновались несоответствиями, то любознательная и эмоционально неустойчивая регенерация десятая близилась к очеловечиванию как никто и никогда.

Все началось в году пять миллиардов двадцать третьем, как не удивительно, пятого августа – в день, когда Повелитель времени вновь взялся за счет.

Итак, покинув пределы временной капсулы класса ТАРДИС… О, простите, шагнув за порог синей будки, Доктор сделал глубокий вдох, наполняя легкие новым воздухом Новой Земли. Яркая салатовая трава упруго пружинила под ногами, источая чудесный яблочный аромат. Ветер подхватил полы плаща (драгоценного подарка Дженис Джоплин), отбросил с лица непривычную коричневую (не рыжую, опять) челку.
Удивительно, но он запомнил. На самом деле голова его всегда полнилась огромным количеством полезных и не особенно сведений о составе атмосферы, плотности поверхности, силе притяжения и населении пары миллиардов планет. Но никогда еще в таких подробностях и красках он не запоминал, как пахнет ветер, как меняет цвет небо на горизонте, как исходит волнами трава из-под ног, и как хочется без конца улыбаться.
В этот день, как обычно, произошло все сразу, что не удивительно, если разгуливаешь по планете с единственным намерением во что-нибудь ввязаться. Но больше всего, больше клонированных людей и чудесных излечений, больше Кассандры и Лица Бо, Доктора поразило внезапное озарение в заполненном мертвенно-зеленым светом коридоре.
Рука Розы жгла его ладонь как раскаленное железо, и он сжимал ее, пока еще мог терпеть, а отпустив, едва сдержался, чтобы не подуть на покрасневшие пальцы.
В тот день он испачкал травой драгоценный плащ, но так об этом и не вспомнил.

Доктору не устраивали сцен ревности с тех самых пор как… Вообще-то, никогда не устраивали. Поэтому, шагая по темным коридорам заурядной земной школы, необычной лишь потрясающе вкусной картошкой, он пребывает в состоянии близком к шоку. Прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, шагает Роза и от нее как обычно веет жаром. Сара-Джеин старается держаться рядом и одновременно держать удар, что не просто при таком напоре. Микки хохочет ему в ухо, что непонятно вдвойне, но слишком утомительно, что бы спросить и слушать.
Ощущение от встречи с Сарой-Джеин неприятно колет в боку ностальгией – чувством, которое классифицируется иррациональным даже некоторыми земными словарями.
Этот день входит в его личную историю по нескольким причинам. Он узнает, что такое «выяснять отношения» и «говорить по душам», к сожалению, на собственном примере.
Кроме того, впервые за многие годы у него возникают сомнения. Потому что оказавшись в непосредственной, удобной для сравнения, близости, чувства к Розе и Саре-Джеин оказались совершенно непохожими друг на друга.
И хоть любовь и дружба все еще остаются величинами безусловными, знак абсолютного равенства незаметно превратился в приближенно равно.

Через некоторое время мир Доктора рушиться, что происходит с ним с незавидным постоянством. Однако в этот раз снаружи и внутри него масштабы катастрофы вполне сопоставимы.
Когда Роза исчезает на фоне гигантской воронки на Кэнари Уорфс, он слышит только частый стук своих сердец. Сосущая пустота, внезапно образовавшаяся между ними, заглатывает в себя все его мысли, как черная дыра, путает их и возвращает лишенными всякого смысла.
Доктор никогда не прощается. И дело тут не в том, что время не терпит, что возвращаться плохая примета, или, что он куда-то вечно спешит или кого-то догоняет. Он просто не умеет. В конце концов, нельзя ведь уметь совсем все, чем-то приходиться жертвовать.
Это один из тех дней, который он предпочел бы забыть, и преуспел в этом до определенного момента. Последовательность собственных действий он помнил как в молочном бреду и четко разделял её на до и после. Границей разделения служили её слезы, горячие даже из другой Вселенной, болезненные, как колотые раны.
Потом его завертело, закружило в рутинной круговерти, не дав отдышаться, не дав свое отстрадать. Он все еще не рисковал с названиями вслух, но в той части подсознания, где не мыслят словами, для холодящей пустоты между сердцами уже соткалось вполне определенное имя.


Он кажется спасал мир, кажется кого-то любил/с кем-то дружил, кажется кого-то обрекал на смерть. Он не был особенно уверен. Все вокруг было похожу на сон наяву, когда твои решения не важны и странно эфемерны.
Следующее, что Доктор запомнил, была улица под темным небом. Далеки, планеты – совсем не важные атрибуты, аксессуары для главного действа.
Роза Тайлер с огромной пушкой на плече по-прежнему пахла яблочным ветром.
Её прикосновения без всяких умных машин и карманных часов делали из него человека.


Доктор совсем не умеет прощаться. Спросите кого угодно, никто еще не оставался доволен.
Особенно когда причина не особенно ясна, и он старается выдумать повод по больнее, что бы уж точно навсегда и без исключений. Ему просто физически необходимо снова спрятать её за краем вселенной, что бы избавиться от физической необходимости постоянно касаться ее плечом.
Странно смотреть в собственные глаза, наблюдать как твой двойник пожимает плечами и проходиться рукой по волосам в знакомо-незнакомом жесте.
Доктор уже знает разницу в переменных и вряд ли когда-нибудь спутает снова. В его личном новогаллифрейском словаре дружба по-прежнему - «иррациональное чувство глубокой эмоциональной привязанности» и ничего не попишешь. Любовь же имеет определение короткое, емкое и оттого безысходное совершенно – «Роза». И зная, что собирается сделать, он со вздохом ставит рядом «вышедшее из употребления».

Она хочет услышать, вероятно, весь этот внутренний монолог, но, как обычно, это слишком утомительно и долго. И он, подчиняясь привычке, сокращает до «does it need saying». Тонкий, похожий на птенца человек в синем костюме, копирует его независимую позу, засунув руки в карманы узких, лазоревых брюк. Он еще достаточно Доктор, что бы помнить определения их границы, но уже слишком человек. Он знает нужные слова.

Доктор не подслушивает, не так уж и интересно. Только отворачивается, чтобы не видеть, как мнется под её пальцами синяя ткань пиджака.