- Посмотри на это с другой стороны, - пожала плечами мама, - Ты никогда не останешься одна…
Элис было все равно. Когда тебе шестнадцать, миру положено вставать на уши. Вот только в этот раз он сделал мертвую петлю.

В тот день отец навсегда превратился в Джека.

Было что-то неправильное, дикое даже, в том, как он противопоставлял себя всем вокруг. Он не читал газет, не слушал радио и избегал вечерних посиделок в гостиной. Как будто смотрел на них и думал, каждую чудовищно медленную минуту думал, насколько коротки их жизни и скольких он еще переживет.
Мама так хотела стать ему домом… Утром она ставила в вазу на кухне полевые цветы, потому что он любил разглядывать их за завтраком, а вечером мять поблекшие лепестки в пальцах. Варила кофе в ручной турке, потому что он любил его запах. И каждый вечер меняла простыни, потому что под хруст накрахмаленной ткани он улыбался.
Мама так хотела стать ему семьей.
Она ошибалась. С пяти лет Элис знала, что семья ему не нужна.
Он ушел, когда стали озадаченно кивать соседи, когда стало врать зеркало и шептаться дикторы новостей. Элис казалось, у него паранойя, казалось, он мог бы нарисовать себе парочку морщин и остаться. Но он забрался в свою нору под кардифским заливом и пропал.

В тот день от Джека осталось только местоимение.

- Я нашел седой волосок, - не то похвастал, не то сострил Джек.
Здесь, на маленькой кухне их старого дома это прозвучало почти как пароль. Пять седых волосков Джека на пять дней. По одному на похороны матери, свадьбу, рождение Стивена, побег его отца… И вот сейчас, когда по всему миру заговорили дети. Она выпроводила его, как всегда, когда он раз за разом пытался научиться быть отцом. Его удаляющимся шагам хотелось сказать: «Ты опоздал лет на двадцать».

Взрыва она не услышала и корила себя за это все утро. Она должна была почувствовать, должна была понять. Стивен копался в ванной, как обычно забавляясь с зубными щетками. Она сидела на ступеньках, сжимая скользкими пальцами телефонную трубку, слушая сухой, далекий голос Джека на автоответчике и готова была разрыдаться.

«Ты никогда не останешься одна…»

Как будто каждый раз он уходил понарошку, стоило досчитать до десяти и посмотреть под кроватью.
Впервые за тридцать пять лет она поняла, как боится, что однажды он уйдет навсегда.
Его размеренный голос, как старый патефон, прогонял слова по кругу, успокаивая, убаюкивая. Кажется, взорвись к чертям эта планета, он будет звучать в трубке, только слушай Элис, слушай и помни…
- Мам, - разбудил её звонкий голосок Стивена, - паста кончилась!
Она тряхнула головой, отгоняя тревогу. Он не отвечал и раньше, он может даже не перезвонит. А в выходные они столкнуться где-нибудь в городе, издалека кивнут друг другу. Он ловко уведет в сторону своего мальчишку… Она крепче сжала телефонную трубку.

«Ты никогда не останешься одна…»