Всё будет так, как мы напишем...
Интеграл - хороший компьютер.
Всё будет так, как мы напишем...
В восемнадцатого сезона Доктора до ужаса странный саундтрек.
понедельник, 28 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
- Доктор, - Эми вертит в пальцах обручальное кольцо. На ровной золотой кромке пляшет голубоватый свет Тардис.
- Да, - Доктор выныривает из-под консоли, как всегда внезапно. На его выдающимся во всех отношениях носу чернеет масляная клякса.
- Ты любил? – Эми не смотрит ему в глаза, она изучает кольцо, так внимательно, словно желает прочесть на нем мордерское письмо или эльфийские руны.
- Да, - произносит Доктор, не задумываясь ни на мгновенье, и только теперь зачем-то оглядывается на гамак, в котором сном сытого лемура сопит Рори. – Постой… - сомнения как обычно приходят к нему запоздало, что подтверждает теорию Эми о том, что он сначала говорит, а потом размышляет.
- Какой она была? – спрашивает Эми своим самым нелюбопытным тоном и тут же оборачивается с лукавым прищуром, - Или может быть… он?
Доктор не поддается на подначку. Не потому что ему все равно – он считает, отчаянно вспоминая всех тех, кого имел счастье любить, боясь лишь упустить кого-то очень важного.
Он любил Сару-Джеин, о да! Он никогда особо над этим не думал. Роману? Пожалуй. И Лилу. И странную девушку Джеин, которая не пошла с ним в Рождество. И Марту Джонс, которая мир прошла за него. И Дону, волшебную рыжую Дону. И Джека, безбашенного Джека с самой широкой улыбкой из всех… Их было так много…
- Что ты имеешь в виду? – наконец спрашивает он, запутавшись окончательно в груде имен, щедро вываленных десятикратной памятью.
- Ну, кто-то, кого ты берег от всего, потому что боялся потерять. Кто-то с кем хотел навсегда остаться. Кто-то, без кого ты больше никогда не был собой снова… - Эми плохо удаются объяснения, но сама того не зная, она вдруг находит вербальный ключ к тому, что Доктор, регенерируя, запер так глубоко как мог. – Ну, знаешь, кто-то такой… навсегда.
Внезапно Доктор чувствует себя словно в Каскаде медузы: дыхание рвется, тяжелеют виски и звезды проносятся перед глазами. Он садиться на прозрачный пол и прижимает ладони к глазам, пока красные круги не начинают повторяться.
- Доктор, - выдыхает Эми и осторожно подползает поближе. Её золотое кольцо остается лежать у колонны.
Она осторожно отнимает его руки от лица. Сумасшедшие глаза его покрасневшие, впалые, смотрят на неё чужим, непонятным взглядом. Ему все еще немного за двадцать на вид, но его глазам ощутимо больше сотни. В это самое мгновенье он больше чем когда-либо похож на пришельца.
- Роза, - произносит он, едва разжимая губы, и почему-то Эми немедленно хочется разрыдаться.
Это очень похоже на противное сосущее чувство незнакомой утраты, что возникает, когда трещина забирает кого-то, и ты даже не можешь вспомнить, не можешь понять, почему хочется бить посуду.
Эми молчит. Потому что знает, что Доктор никого в целом мире не слышит сейчас. И не хочет слышать. Но внезапно он притягивает её к себе и прижимается своим горячим лбом к её лбу. И как во сне, в одном из тех, что так часто снились в детстве, она оказалась на холодном пляже, с промозглым ветром и противно серым песком. Она помнит. Помнит Розу Тайлер.
И это выжигающее больно.
Он отпускает её и Эми старается дышать, словно вынырнув из омута. Рука Доктора лежит на ее плече.
- Ты об этом? – спрашивает он.
Эми чувствует, как катятся по щекам слезы.
- Какой она была?
Доктор смотрит прямо перед собой с минуту, затем лицо его озаряется широкой улыбкой.
- Фантастической, - произносит он со странным акцентом.
Эми улыбается следом, сквозь слезы и жгучую жалость.
Они сидят вдвоем на краюшке мостика, болтая ногами.
Доктор вскакивает на ноги одним резким прыжком. Эми вздрагивает и торопливо вытирает слезы.
- Барселона! – безапелляционно кричит Доктор уже от приборной панели.
Эми находит обручальное кольцо и водружает его на палец, пока Рори не проснулся. У него в сердце никогда не будет никого, кроме Эми, а у Доктора уже есть Роза. И вакантных мест не предвидеться до конца Вселенной.
- Да, - Доктор выныривает из-под консоли, как всегда внезапно. На его выдающимся во всех отношениях носу чернеет масляная клякса.
- Ты любил? – Эми не смотрит ему в глаза, она изучает кольцо, так внимательно, словно желает прочесть на нем мордерское письмо или эльфийские руны.
- Да, - произносит Доктор, не задумываясь ни на мгновенье, и только теперь зачем-то оглядывается на гамак, в котором сном сытого лемура сопит Рори. – Постой… - сомнения как обычно приходят к нему запоздало, что подтверждает теорию Эми о том, что он сначала говорит, а потом размышляет.
- Какой она была? – спрашивает Эми своим самым нелюбопытным тоном и тут же оборачивается с лукавым прищуром, - Или может быть… он?
Доктор не поддается на подначку. Не потому что ему все равно – он считает, отчаянно вспоминая всех тех, кого имел счастье любить, боясь лишь упустить кого-то очень важного.
Он любил Сару-Джеин, о да! Он никогда особо над этим не думал. Роману? Пожалуй. И Лилу. И странную девушку Джеин, которая не пошла с ним в Рождество. И Марту Джонс, которая мир прошла за него. И Дону, волшебную рыжую Дону. И Джека, безбашенного Джека с самой широкой улыбкой из всех… Их было так много…
- Что ты имеешь в виду? – наконец спрашивает он, запутавшись окончательно в груде имен, щедро вываленных десятикратной памятью.
- Ну, кто-то, кого ты берег от всего, потому что боялся потерять. Кто-то с кем хотел навсегда остаться. Кто-то, без кого ты больше никогда не был собой снова… - Эми плохо удаются объяснения, но сама того не зная, она вдруг находит вербальный ключ к тому, что Доктор, регенерируя, запер так глубоко как мог. – Ну, знаешь, кто-то такой… навсегда.
Внезапно Доктор чувствует себя словно в Каскаде медузы: дыхание рвется, тяжелеют виски и звезды проносятся перед глазами. Он садиться на прозрачный пол и прижимает ладони к глазам, пока красные круги не начинают повторяться.
- Доктор, - выдыхает Эми и осторожно подползает поближе. Её золотое кольцо остается лежать у колонны.
Она осторожно отнимает его руки от лица. Сумасшедшие глаза его покрасневшие, впалые, смотрят на неё чужим, непонятным взглядом. Ему все еще немного за двадцать на вид, но его глазам ощутимо больше сотни. В это самое мгновенье он больше чем когда-либо похож на пришельца.
- Роза, - произносит он, едва разжимая губы, и почему-то Эми немедленно хочется разрыдаться.
Это очень похоже на противное сосущее чувство незнакомой утраты, что возникает, когда трещина забирает кого-то, и ты даже не можешь вспомнить, не можешь понять, почему хочется бить посуду.
Эми молчит. Потому что знает, что Доктор никого в целом мире не слышит сейчас. И не хочет слышать. Но внезапно он притягивает её к себе и прижимается своим горячим лбом к её лбу. И как во сне, в одном из тех, что так часто снились в детстве, она оказалась на холодном пляже, с промозглым ветром и противно серым песком. Она помнит. Помнит Розу Тайлер.
И это выжигающее больно.
Он отпускает её и Эми старается дышать, словно вынырнув из омута. Рука Доктора лежит на ее плече.
- Ты об этом? – спрашивает он.
Эми чувствует, как катятся по щекам слезы.
- Какой она была?
Доктор смотрит прямо перед собой с минуту, затем лицо его озаряется широкой улыбкой.
- Фантастической, - произносит он со странным акцентом.
Эми улыбается следом, сквозь слезы и жгучую жалость.
Они сидят вдвоем на краюшке мостика, болтая ногами.
Доктор вскакивает на ноги одним резким прыжком. Эми вздрагивает и торопливо вытирает слезы.
- Барселона! – безапелляционно кричит Доктор уже от приборной панели.
Эми находит обручальное кольцо и водружает его на палец, пока Рори не проснулся. У него в сердце никогда не будет никого, кроме Эми, а у Доктора уже есть Роза. И вакантных мест не предвидеться до конца Вселенной.
Всё будет так, как мы напишем...
Купите даме трахтор!
четверг, 24 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
Итак, Эми-Рори-Доктор - это несомненно тройничок-с.
И хоть это все еще все равно, что трахать Винни-Пуха, - ДА!
И хоть это все еще все равно, что трахать Винни-Пуха, - ДА!
вторник, 15 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
пятница, 11 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
Не надо недооценивать мастурбацию. Это секс с кем-то, кого я люблю.
"Энни Холл", 1977
"Энни Холл", 1977
четверг, 10 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
ко мне тут кто-то пришел и что-то хочет
а вот сниму ка я наушники...
ага. так намного понятнее
а вот сниму ка я наушники...
ага. так намного понятнее
среда, 09 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
Для Archer
вызов первого круга
Доктор – существо чрезвычайно дружелюбное. Даже слишком, сказали бы некоторые, но, конечно, не Роза Тайлер, и не Джек, и уж тем более не Марта, что уж говорить про Дону и Уилфа.
Беда лишь в том, что, будучи существом инопланетным, Доктор не видит разницы между дружбой и любовью. Вздумай вы спросить его об этом явлении лично, так сказать, в лоб и без прикрас, он бы принялся пространно рассуждать о языковой картине мира, ментальной матрице и коммуникационных барьерах, но заметив ваш совершенно отсутствующий взгляд, махнул бы рукой на межкультурную коммуникацию и на вас необразованных заодно. Меж тем проблема кроется в великом и могучем, том самом, что в былые времена «сжигал звезды, строил империи и низвергал богов», языке, который между данными понятиями ставит единственный и безусловный знак равенства.
Толковый словарь современного галлифрейского языка последнего довоенного года издания дает им следующее общее на двоих толкование: «иррациональное чувство глубокой эмоциональной привязанности», и отсюда вытекают все приятные и не слишком последствия классического образования. Доктор отчаянно путает одно иррациональное чувство с другим. Что не удивительно, когда тебе скоро стукнет тысяча, но удивительно, когда для тебя это в порядке вещей.
На самом деле Доктор не считает, сбился после первой сотни и как-то забыл, он просто прибавляет себе век после новой регенерации, и зачастую оказывается не слишком далек от правды.
Впрочем, если первые девять регенераций, доверяя толковому словарю, не очень-то волновались несоответствиями, то любознательная и эмоционально неустойчивая регенерация десятая близилась к очеловечиванию как никто и никогда.
Все началось в году пять миллиардов двадцать третьем, как не удивительно, пятого августа – в день, когда Повелитель времени вновь взялся за счет.
Итак, покинув пределы временной капсулы класса ТАРДИС… О, простите, шагнув за порог синей будки, Доктор сделал глубокий вдох, наполняя легкие новым воздухом Новой Земли. Яркая салатовая трава упруго пружинила под ногами, источая чудесный яблочный аромат. Ветер подхватил полы плаща (драгоценного подарка Дженис Джоплин), отбросил с лица непривычную коричневую (не рыжую, опять) челку.
Удивительно, но он запомнил. На самом деле голова его всегда полнилась огромным количеством полезных и не особенно сведений о составе атмосферы, плотности поверхности, силе притяжения и населении пары миллиардов планет. Но никогда еще в таких подробностях и красках он не запоминал, как пахнет ветер, как меняет цвет небо на горизонте, как исходит волнами трава из-под ног, и как хочется без конца улыбаться.
В этот день, как обычно, произошло все сразу, что не удивительно, если разгуливаешь по планете с единственным намерением во что-нибудь ввязаться. Но больше всего, больше клонированных людей и чудесных излечений, больше Кассандры и Лица Бо, Доктора поразило внезапное озарение в заполненном мертвенно-зеленым светом коридоре.
Рука Розы жгла его ладонь как раскаленное железо, и он сжимал ее, пока еще мог терпеть, а отпустив, едва сдержался, чтобы не подуть на покрасневшие пальцы.
В тот день он испачкал травой драгоценный плащ, но так об этом и не вспомнил.
Доктору не устраивали сцен ревности с тех самых пор как… Вообще-то, никогда не устраивали. Поэтому, шагая по темным коридорам заурядной земной школы, необычной лишь потрясающе вкусной картошкой, он пребывает в состоянии близком к шоку. Прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, шагает Роза и от нее как обычно веет жаром. Сара-Джеин старается держаться рядом и одновременно держать удар, что не просто при таком напоре. Микки хохочет ему в ухо, что непонятно вдвойне, но слишком утомительно, что бы спросить и слушать.
Ощущение от встречи с Сарой-Джеин неприятно колет в боку ностальгией – чувством, которое классифицируется иррациональным даже некоторыми земными словарями.
Этот день входит в его личную историю по нескольким причинам. Он узнает, что такое «выяснять отношения» и «говорить по душам», к сожалению, на собственном примере.
Кроме того, впервые за многие годы у него возникают сомнения. Потому что оказавшись в непосредственной, удобной для сравнения, близости, чувства к Розе и Саре-Джеин оказались совершенно непохожими друг на друга.
И хоть любовь и дружба все еще остаются величинами безусловными, знак абсолютного равенства незаметно превратился в приближенно равно.
Через некоторое время мир Доктора рушиться, что происходит с ним с незавидным постоянством. Однако в этот раз снаружи и внутри него масштабы катастрофы вполне сопоставимы.
Когда Роза исчезает на фоне гигантской воронки на Кэнари Уорфс, он слышит только частый стук своих сердец. Сосущая пустота, внезапно образовавшаяся между ними, заглатывает в себя все его мысли, как черная дыра, путает их и возвращает лишенными всякого смысла.
Доктор никогда не прощается. И дело тут не в том, что время не терпит, что возвращаться плохая примета, или, что он куда-то вечно спешит или кого-то догоняет. Он просто не умеет. В конце концов, нельзя ведь уметь совсем все, чем-то приходиться жертвовать.
Это один из тех дней, который он предпочел бы забыть, и преуспел в этом до определенного момента. Последовательность собственных действий он помнил как в молочном бреду и четко разделял её на до и после. Границей разделения служили её слезы, горячие даже из другой Вселенной, болезненные, как колотые раны.
Потом его завертело, закружило в рутинной круговерти, не дав отдышаться, не дав свое отстрадать. Он все еще не рисковал с названиями вслух, но в той части подсознания, где не мыслят словами, для холодящей пустоты между сердцами уже соткалось вполне определенное имя.
Он кажется спасал мир, кажется кого-то любил/с кем-то дружил, кажется кого-то обрекал на смерть. Он не был особенно уверен. Все вокруг было похожу на сон наяву, когда твои решения не важны и странно эфемерны.
Следующее, что Доктор запомнил, была улица под темным небом. Далеки, планеты – совсем не важные атрибуты, аксессуары для главного действа.
Роза Тайлер с огромной пушкой на плече по-прежнему пахла яблочным ветром.
Её прикосновения без всяких умных машин и карманных часов делали из него человека.
Доктор совсем не умеет прощаться. Спросите кого угодно, никто еще не оставался доволен.
Особенно когда причина не особенно ясна, и он старается выдумать повод по больнее, что бы уж точно навсегда и без исключений. Ему просто физически необходимо снова спрятать её за краем вселенной, что бы избавиться от физической необходимости постоянно касаться ее плечом.
Странно смотреть в собственные глаза, наблюдать как твой двойник пожимает плечами и проходиться рукой по волосам в знакомо-незнакомом жесте.
Доктор уже знает разницу в переменных и вряд ли когда-нибудь спутает снова. В его личном новогаллифрейском словаре дружба по-прежнему - «иррациональное чувство глубокой эмоциональной привязанности» и ничего не попишешь. Любовь же имеет определение короткое, емкое и оттого безысходное совершенно – «Роза». И зная, что собирается сделать, он со вздохом ставит рядом «вышедшее из употребления».
Она хочет услышать, вероятно, весь этот внутренний монолог, но, как обычно, это слишком утомительно и долго. И он, подчиняясь привычке, сокращает до «does it need saying». Тонкий, похожий на птенца человек в синем костюме, копирует его независимую позу, засунув руки в карманы узких, лазоревых брюк. Он еще достаточно Доктор, что бы помнить определения их границы, но уже слишком человек. Он знает нужные слова.
Доктор не подслушивает, не так уж и интересно. Только отворачивается, чтобы не видеть, как мнется под её пальцами синяя ткань пиджака.
вызов первого круга
Доктор – существо чрезвычайно дружелюбное. Даже слишком, сказали бы некоторые, но, конечно, не Роза Тайлер, и не Джек, и уж тем более не Марта, что уж говорить про Дону и Уилфа.
Беда лишь в том, что, будучи существом инопланетным, Доктор не видит разницы между дружбой и любовью. Вздумай вы спросить его об этом явлении лично, так сказать, в лоб и без прикрас, он бы принялся пространно рассуждать о языковой картине мира, ментальной матрице и коммуникационных барьерах, но заметив ваш совершенно отсутствующий взгляд, махнул бы рукой на межкультурную коммуникацию и на вас необразованных заодно. Меж тем проблема кроется в великом и могучем, том самом, что в былые времена «сжигал звезды, строил империи и низвергал богов», языке, который между данными понятиями ставит единственный и безусловный знак равенства.
Толковый словарь современного галлифрейского языка последнего довоенного года издания дает им следующее общее на двоих толкование: «иррациональное чувство глубокой эмоциональной привязанности», и отсюда вытекают все приятные и не слишком последствия классического образования. Доктор отчаянно путает одно иррациональное чувство с другим. Что не удивительно, когда тебе скоро стукнет тысяча, но удивительно, когда для тебя это в порядке вещей.
На самом деле Доктор не считает, сбился после первой сотни и как-то забыл, он просто прибавляет себе век после новой регенерации, и зачастую оказывается не слишком далек от правды.
Впрочем, если первые девять регенераций, доверяя толковому словарю, не очень-то волновались несоответствиями, то любознательная и эмоционально неустойчивая регенерация десятая близилась к очеловечиванию как никто и никогда.
Все началось в году пять миллиардов двадцать третьем, как не удивительно, пятого августа – в день, когда Повелитель времени вновь взялся за счет.
Итак, покинув пределы временной капсулы класса ТАРДИС… О, простите, шагнув за порог синей будки, Доктор сделал глубокий вдох, наполняя легкие новым воздухом Новой Земли. Яркая салатовая трава упруго пружинила под ногами, источая чудесный яблочный аромат. Ветер подхватил полы плаща (драгоценного подарка Дженис Джоплин), отбросил с лица непривычную коричневую (не рыжую, опять) челку.
Удивительно, но он запомнил. На самом деле голова его всегда полнилась огромным количеством полезных и не особенно сведений о составе атмосферы, плотности поверхности, силе притяжения и населении пары миллиардов планет. Но никогда еще в таких подробностях и красках он не запоминал, как пахнет ветер, как меняет цвет небо на горизонте, как исходит волнами трава из-под ног, и как хочется без конца улыбаться.
В этот день, как обычно, произошло все сразу, что не удивительно, если разгуливаешь по планете с единственным намерением во что-нибудь ввязаться. Но больше всего, больше клонированных людей и чудесных излечений, больше Кассандры и Лица Бо, Доктора поразило внезапное озарение в заполненном мертвенно-зеленым светом коридоре.
Рука Розы жгла его ладонь как раскаленное железо, и он сжимал ее, пока еще мог терпеть, а отпустив, едва сдержался, чтобы не подуть на покрасневшие пальцы.
В тот день он испачкал травой драгоценный плащ, но так об этом и не вспомнил.
Доктору не устраивали сцен ревности с тех самых пор как… Вообще-то, никогда не устраивали. Поэтому, шагая по темным коридорам заурядной земной школы, необычной лишь потрясающе вкусной картошкой, он пребывает в состоянии близком к шоку. Прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, шагает Роза и от нее как обычно веет жаром. Сара-Джеин старается держаться рядом и одновременно держать удар, что не просто при таком напоре. Микки хохочет ему в ухо, что непонятно вдвойне, но слишком утомительно, что бы спросить и слушать.
Ощущение от встречи с Сарой-Джеин неприятно колет в боку ностальгией – чувством, которое классифицируется иррациональным даже некоторыми земными словарями.
Этот день входит в его личную историю по нескольким причинам. Он узнает, что такое «выяснять отношения» и «говорить по душам», к сожалению, на собственном примере.
Кроме того, впервые за многие годы у него возникают сомнения. Потому что оказавшись в непосредственной, удобной для сравнения, близости, чувства к Розе и Саре-Джеин оказались совершенно непохожими друг на друга.
И хоть любовь и дружба все еще остаются величинами безусловными, знак абсолютного равенства незаметно превратился в приближенно равно.
Через некоторое время мир Доктора рушиться, что происходит с ним с незавидным постоянством. Однако в этот раз снаружи и внутри него масштабы катастрофы вполне сопоставимы.
Когда Роза исчезает на фоне гигантской воронки на Кэнари Уорфс, он слышит только частый стук своих сердец. Сосущая пустота, внезапно образовавшаяся между ними, заглатывает в себя все его мысли, как черная дыра, путает их и возвращает лишенными всякого смысла.
Доктор никогда не прощается. И дело тут не в том, что время не терпит, что возвращаться плохая примета, или, что он куда-то вечно спешит или кого-то догоняет. Он просто не умеет. В конце концов, нельзя ведь уметь совсем все, чем-то приходиться жертвовать.
Это один из тех дней, который он предпочел бы забыть, и преуспел в этом до определенного момента. Последовательность собственных действий он помнил как в молочном бреду и четко разделял её на до и после. Границей разделения служили её слезы, горячие даже из другой Вселенной, болезненные, как колотые раны.
Потом его завертело, закружило в рутинной круговерти, не дав отдышаться, не дав свое отстрадать. Он все еще не рисковал с названиями вслух, но в той части подсознания, где не мыслят словами, для холодящей пустоты между сердцами уже соткалось вполне определенное имя.
Он кажется спасал мир, кажется кого-то любил/с кем-то дружил, кажется кого-то обрекал на смерть. Он не был особенно уверен. Все вокруг было похожу на сон наяву, когда твои решения не важны и странно эфемерны.
Следующее, что Доктор запомнил, была улица под темным небом. Далеки, планеты – совсем не важные атрибуты, аксессуары для главного действа.
Роза Тайлер с огромной пушкой на плече по-прежнему пахла яблочным ветром.
Её прикосновения без всяких умных машин и карманных часов делали из него человека.
Доктор совсем не умеет прощаться. Спросите кого угодно, никто еще не оставался доволен.
Особенно когда причина не особенно ясна, и он старается выдумать повод по больнее, что бы уж точно навсегда и без исключений. Ему просто физически необходимо снова спрятать её за краем вселенной, что бы избавиться от физической необходимости постоянно касаться ее плечом.
Странно смотреть в собственные глаза, наблюдать как твой двойник пожимает плечами и проходиться рукой по волосам в знакомо-незнакомом жесте.
Доктор уже знает разницу в переменных и вряд ли когда-нибудь спутает снова. В его личном новогаллифрейском словаре дружба по-прежнему - «иррациональное чувство глубокой эмоциональной привязанности» и ничего не попишешь. Любовь же имеет определение короткое, емкое и оттого безысходное совершенно – «Роза». И зная, что собирается сделать, он со вздохом ставит рядом «вышедшее из употребления».
Она хочет услышать, вероятно, весь этот внутренний монолог, но, как обычно, это слишком утомительно и долго. И он, подчиняясь привычке, сокращает до «does it need saying». Тонкий, похожий на птенца человек в синем костюме, копирует его независимую позу, засунув руки в карманы узких, лазоревых брюк. Он еще достаточно Доктор, что бы помнить определения их границы, но уже слишком человек. Он знает нужные слова.
Доктор не подслушивает, не так уж и интересно. Только отворачивается, чтобы не видеть, как мнется под её пальцами синяя ткань пиджака.
Всё будет так, как мы напишем...
У меня в записной книжке телефона есть номер, на который я никогда не позвоню. Потому что там, за этим номером, никого нет, пусто. Но удалить его значить, признать, принять и смириться, и мне никогда себя не заставить.
Самое ужасное, оттого, что кто-то уходит, ты не начинаешь любить его меньше.
Самое ужасное, оттого, что кто-то уходит, ты не начинаешь любить его меньше.
понедельник, 07 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
Деловые маленькие мальчики, что ходят сегодня по двое с цветами и подарками, будят во мне совершенно педофильский слешерский восторг.
воскресенье, 06 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
Мужчина моей мечты, я в достаточно предутреннем состоянии, что бы сказать тебе это - я тебя ненавижу. Ненавижу все о тебе, все, что делает тебя тобой, а еще все, что делает других чуточку тобой тоже.
Я видеть тебя не желаю. Просто хочу сказать все это лично.
Я видеть тебя не желаю. Просто хочу сказать все это лично.
Всё будет так, как мы напишем...
Если кто-нибудь сможет объяснить мне с точки зрения элементарной логики эту совершенно нелогичную любовь к лишенному всякой логике сериалу о старшеклассниках, поступки которых впечатляюще нелогичны, этот человек может абсолютно заслуженно номинироваться на Нобелевскую премию по логике.
Да, Glee, я о тебе.
Да, Glee, я о тебе.
@настроение:
суббота, 05 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
четверг, 03 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
Закончить универ, найти работу, может вернуться в Брест, выйти замуж за Артема, он нравится маме, родить ребенка, купить квартиру, сдать на права, ездить на выходные в Польшу, - отпустить себя, жить как все...
Господи, почему я плачу?
Господи, почему я плачу?
Всё будет так, как мы напишем...
Вот мне одной кажется, что это Эпик, и я после этого ничего не хочу?
@настроение:
вторник, 01 марта 2011
Всё будет так, как мы напишем...
Я сижу на Queer as Folk. Быстро, прочно, надолго.
Вопрос только один: Почему герои не трахаются в остальных сериалах? О_о
Вопрос только один: Почему герои не трахаются в остальных сериалах? О_о
понедельник, 28 февраля 2011
Всё будет так, как мы напишем...
Всё будет так, как мы напишем...
Что смотреть следующие шесть недель?
Парадоксальный выбор между Queer as Folk и Angel's friends. Да, я серьезно.
Парадоксальный выбор между Queer as Folk и Angel's friends. Да, я серьезно.
пятница, 25 февраля 2011
Всё будет так, как мы напишем...
Я долго думал.
Доктор хотел уйти красиво. РТД хотел уйти красиво. По моему скромному и единственно верному мнению красиво - это так:
Доктор хотел уйти красиво. РТД хотел уйти красиво. По моему скромному и единственно верному мнению красиво - это так:
красиво