Всё будет так, как мы напишем...
- Можно вас разбить?
Простая фраза, такая особенная в его устах. Он спрашивает не у Риза. Он спрашивает Гвен: «Что если это буду я? Что если я сейчас увезу тебя на край света, в другую страну, планету, эпоху? Что если я буду с тобой засыпать и просыпаться? Ты позволишь мне?»
Риз отступает в сторону, и он прижимает ладонь Гвен к сердцу. Он что-то говорит, улыбается и танцует. Он смотрит на её волосы, брови, губы, только бы не в глаза. Ему нравиться представлять, что это их свадьба, что он по праву обнимает её за талию и это все только для них. Ему нравиться думать, что он обычный человек, что она всегда будет рядом и что она такая одна. Нравиться кружить её по залу под нежно фиолетовый аккомпанемент фортепиано, нравиться думать, что это навсегда. Он, кажется, уже придумал себе сына с её глазами и может быть дочь. Он почти видит всё это так, словно где-то в другой вселенной он прожил эту жизнь так, как хотел. Прожил жизнь с ней.
Это ведь не грешно – мечтать о тихом счастье.
Он, наконец, позволяет себе прямой взгляд. В её глазах боль. Все правильно. Совсем не важно, что он сейчас говорит, гораздо важнее как. Главное, что улетая сегодня на острова, она будет знать, что все могло быть иначе, что, возвращаясь, он думал о ней, что он и выжил только потому, что было о ком думать.
Он отпускает её с тайной улыбкой. Это еще не брешь, но уже щербинка в её сердце. Ему нравиться думать, что поднимаясь по утрам с постели, она будет думать о том, что было бы если. Ему нравиться тешить себя этой маленькой местью. За то, что вовремя не сказал «люблю», за то, что вообще никогда не говорил это. Ему нравиться представлять, как однажды она вернется и он простит. Прощать ему хорошо удается.
Она никуда не ушла, просто стала внезапно чужой, нездешней. Как-то вдруг с ней надо прощаться. Как-то вдруг она перестала его ждать. И это, пожалуй, больно.
А пока ему просто нравиться представлять, что это его свадьба, что он сегодня неловко вытащит сияющий обруч из её пышной прически и осторожно снимет фату. Нравиться думать, что она теперь всегда невеста и что этой ночи не будет конца…
Тонкий силуэт отделяется от стены почти не слышно. Он не меняется. Никогда. Это закон мироздания. Один из тех, что так непогрешимы: Земля движется вокруг Солнца, при ста градусах вода кипит, Доктор не стареет.
Джеку хочется быть пьяным, что бы двоилось в глазах не от слез, что бы качало и вело не от горя. Но его совершенно не берет шампанское, а больше на свадьбе нечем набраться. Он падает на жесткий газон и ждет, пока в поле зрения не возникнут кеды и полосаты брюки.
- Нужна разрядка?
Джек игнорирует протянутую руку, некоторое время изучает луну, прежде чем ответить.
- Тогда я уж точно не вернусь.
Доктор присаживается рядом. От него пахнет временем и лимоном, и Джек вспоминает, как готов был убить за возможность вновь его услышать.
- Одна прогулка до края времен и обратно. Развеешься, забудешь… Может женишься… Доставлю тебя назад в эту самую минуту, словно ничего и не было.
Доктор смотрит на звезды. Звезды смотрят на Доктора. Джек закрывает глаза. Решиться уйти не трудно, вернуться сложнее.
- Пожалуй, я останусь. Если исчезну снова, Гвен меня точно убьет.
Доктор вздыхает.
- Как знаешь.
Джеку внезапно становиться тепло оттого, что он здесь.
- Как Роза?
В мертвой тишине слышен длинный выдох. Доктор не торопится с ответом.
- Достаточно того, что она где-то есть. Достаточно об этом помнить.
- Увы, не для меня.
Доктор кивает, соглашаясь. Джеку никогда не достаточно просто знать. Он будто Плачущий Ангел, живет в рамках кванта - от прикосновения до поцелуя.
- Я готов был мир взорвать за тебя… - словно удивляясь сам себе, шепчет Джек.
Доктор чешет в затылке, смешно хмуриться.
- Я знаю.
Где-то вдалеке, может над заливом, слышен гром. Из зала доноситься командный голос Янто. В конце концов, он может попытаться. Найти свой якорь, полюбить опять, стать для кого-то кем-то самым-самым.
В голове шумит весь не выпитый виски. В саду, за магнолиями, затихает звук Тардис.
Джек все еще жив.
Простая фраза, такая особенная в его устах. Он спрашивает не у Риза. Он спрашивает Гвен: «Что если это буду я? Что если я сейчас увезу тебя на край света, в другую страну, планету, эпоху? Что если я буду с тобой засыпать и просыпаться? Ты позволишь мне?»
Риз отступает в сторону, и он прижимает ладонь Гвен к сердцу. Он что-то говорит, улыбается и танцует. Он смотрит на её волосы, брови, губы, только бы не в глаза. Ему нравиться представлять, что это их свадьба, что он по праву обнимает её за талию и это все только для них. Ему нравиться думать, что он обычный человек, что она всегда будет рядом и что она такая одна. Нравиться кружить её по залу под нежно фиолетовый аккомпанемент фортепиано, нравиться думать, что это навсегда. Он, кажется, уже придумал себе сына с её глазами и может быть дочь. Он почти видит всё это так, словно где-то в другой вселенной он прожил эту жизнь так, как хотел. Прожил жизнь с ней.
Это ведь не грешно – мечтать о тихом счастье.
Он, наконец, позволяет себе прямой взгляд. В её глазах боль. Все правильно. Совсем не важно, что он сейчас говорит, гораздо важнее как. Главное, что улетая сегодня на острова, она будет знать, что все могло быть иначе, что, возвращаясь, он думал о ней, что он и выжил только потому, что было о ком думать.
Он отпускает её с тайной улыбкой. Это еще не брешь, но уже щербинка в её сердце. Ему нравиться думать, что поднимаясь по утрам с постели, она будет думать о том, что было бы если. Ему нравиться тешить себя этой маленькой местью. За то, что вовремя не сказал «люблю», за то, что вообще никогда не говорил это. Ему нравиться представлять, как однажды она вернется и он простит. Прощать ему хорошо удается.
Она никуда не ушла, просто стала внезапно чужой, нездешней. Как-то вдруг с ней надо прощаться. Как-то вдруг она перестала его ждать. И это, пожалуй, больно.
А пока ему просто нравиться представлять, что это его свадьба, что он сегодня неловко вытащит сияющий обруч из её пышной прически и осторожно снимет фату. Нравиться думать, что она теперь всегда невеста и что этой ночи не будет конца…
Тонкий силуэт отделяется от стены почти не слышно. Он не меняется. Никогда. Это закон мироздания. Один из тех, что так непогрешимы: Земля движется вокруг Солнца, при ста градусах вода кипит, Доктор не стареет.
Джеку хочется быть пьяным, что бы двоилось в глазах не от слез, что бы качало и вело не от горя. Но его совершенно не берет шампанское, а больше на свадьбе нечем набраться. Он падает на жесткий газон и ждет, пока в поле зрения не возникнут кеды и полосаты брюки.
- Нужна разрядка?
Джек игнорирует протянутую руку, некоторое время изучает луну, прежде чем ответить.
- Тогда я уж точно не вернусь.
Доктор присаживается рядом. От него пахнет временем и лимоном, и Джек вспоминает, как готов был убить за возможность вновь его услышать.
- Одна прогулка до края времен и обратно. Развеешься, забудешь… Может женишься… Доставлю тебя назад в эту самую минуту, словно ничего и не было.
Доктор смотрит на звезды. Звезды смотрят на Доктора. Джек закрывает глаза. Решиться уйти не трудно, вернуться сложнее.
- Пожалуй, я останусь. Если исчезну снова, Гвен меня точно убьет.
Доктор вздыхает.
- Как знаешь.
Джеку внезапно становиться тепло оттого, что он здесь.
- Как Роза?
В мертвой тишине слышен длинный выдох. Доктор не торопится с ответом.
- Достаточно того, что она где-то есть. Достаточно об этом помнить.
- Увы, не для меня.
Доктор кивает, соглашаясь. Джеку никогда не достаточно просто знать. Он будто Плачущий Ангел, живет в рамках кванта - от прикосновения до поцелуя.
- Я готов был мир взорвать за тебя… - словно удивляясь сам себе, шепчет Джек.
Доктор чешет в затылке, смешно хмуриться.
- Я знаю.
Где-то вдалеке, может над заливом, слышен гром. Из зала доноситься командный голос Янто. В конце концов, он может попытаться. Найти свой якорь, полюбить опять, стать для кого-то кем-то самым-самым.
В голове шумит весь не выпитый виски. В саду, за магнолиями, затихает звук Тардис.
Джек все еще жив.
